2 1 х в квадрате: Решите неравенство x^2>1/2 (х в квадрате больше 1 делить на 2)

Содержание

Воспитание вкуса: как сентиментальные чувства сыграли роль в развитии капитализма

В издательстве «МИФ» выходит книга доктора философии Ричарда Ферт-Годбехера, в которой он исследует, как люди трактовали свои чувства и что понимали под эмоциями в контексте своего времени и своей культуры. Forbes Life публикует отрывок о сантиментах и желаниях как добродетели

Сэмюэл Адамс уже какое-то время пытался утихомирить особенно буйное собрание. Дело было холодным декабрьским днем в Бостоне, штат Массачусетс, однако накал страстей в Старом южном доме собраний достиг нешуточной высоты. Адамс понимал всеобщее недовольство. Как лидер местной партии вигов, он выступал против налогов на предметы роскоши с момента их введения. Однако Британский парламент, по всей видимости, находил удачной идею обложения налогами особенно желанных вещей. Многие жители Америки соглашались с Адамсом, но их возражения были бесполезны. Они не имели в вопросе права голоса, и это выводило их из себя.

Мало кому понравится платить непомерные налоги на любимые товары, но, чтобы лучше понимать, почему американские колонисты были настолько взбешены британскими налогами, нужно получить представление об их концепции справедливости. Огромное влияние на отцов-основателей Америки оказали мыслители эпохи Просвещения, а особенно полюбилась им доктрина естественного права, зародившаяся в трудах философов XVII века Томаса Гоббса и Джона Локка. Ее основной принцип достаточно прост: естественные права — это права, присущие каждому от рождения. Они не исходят ни от Бога, ни от монарха. Локк сформулировал их в виде трех неотъемлемых прав: на жизнь, свободу и имущество1. Формулировка Локка имела настолько огромное значение для образования США, что она фигурирует в первой строке Декларации независимости, хоть «имущество» и было заменено на «счастье».

Лидеры протеста в Бостоне, как и по всей Америке, получили хорошее образование.

Они читали Юма и других авторов, утверждавших, что если «справедливость оказывается совершенно бесполезной, то уничтожаются сама ее суть и обязательная сила по отношению к человечеству». Они также читали Джона Локка и знали, что британское правительство нарушает их естественные права. Это были далеко не глупые люди, и сердца их пылали от продолжавшегося безнравственного угнетения.

Последней каплей для них стал «чайный закон» 1773 года. Новый законодательный акт вводил скрытые пошлины под видом новых правил импорта чая и передавал исключительную монополию на импорт Британской Ост-Индской компании. Таким образом британское правительство намеревалось избавиться от излишков чая, принадлежащих компании, которая в те годы переживала серьезные финансовые трудности. План заключался в том, чтобы компания, вытеснив с рынка контрабандный чай, смогла продать свои запасы и заработать немного денег. Однако это означало, что покупатели чая должны были уплачивать еще одну пошлину в пользу британского правительства.

Граждане, не имевшие представительства в парламенте, решили, что все зашло слишком далеко. Оспорив этот налог, американские колонисты надеялись продемонстрировать Британии, как сильно их возмущение постоянно растущими посягательствами на их естественные права.

После принятия «чайного закона» большинство колоний стали отказываться импортировать чай Британской Ост-Индской компании, а некоторые даже вынуждали чиновников, принимавших импорт чая, уходить с постов. Жители Бостона, однако, оказались в особенно непростой ситуации. Сыновья местного губернатора Томаса Хатчинсона занимались чайной торговлей, так что он наотрез отказался участвовать в бойкоте. Когда в Бостонскую гавань прибыл корабль «Дартмут», совет решил отправить его обратно в Англию. Хатчинсон это решение проигнорировал. Он знал, что если в течение двадцати дней корабль не покинет порт, то товар по закону можно будет выгрузить на американскую землю без разрешения местного совета. За это время в Бостон прибыло еще два корабля с чаем.

Жителей города обуял гнев. Потому-то Адамс и собрал единомышленников в Старом южном доме собраний. Его зов был услышан — более чем. По некоторым данным, в зале собралось до половины шестнадцатитысячного населения Бостона

Что именно произошло дальше — спорный вопрос. Одни списывают это на удачу, другие считают блестящим планом Адамса. Но независимо от его намерений, после того как он объявил, что «данное собрание ничего более не может предпринять для спасения страны», большинство собравшихся поднялись и ушли в ярости. По разным сведениям, от 30 до 130 из них добрались до дома, там переоделись в костюмы коренных индейцев ганьенгэха (также известных как мохоки) и отправились в порт. Они поднялись на корабли и сбросили в океан 342 сундука с чаем. В считаные часы несметное количество времени, денег и предметов роскоши стало кормом для рыб.

Однако Британия не была намерена так легко позволить колонистам перекрыть денежный поток. Правительство короля Георга ответило рядом законов, получивших название Невыносимых. Они лишали Массачусетс права на самоуправление, сделав мечты граждан о представительстве в парламенте еще более неосуществимыми. Бостонские доки решили закрыть до тех пор, пока город не выплатит компенсацию за уничтоженный чай. Законы также усложняли процедуру предания суду королевских чиновников в Массачусетсе вне зависимости от тяжести преступления, так как стоимость предъявления обвинения возросла настолько, что большинство колонистов просто не могли себе это позволить. Законы также легализовали размещение британских солдат в любом месте по усмотрению губернатора штата, в том числе в частных домах, хотя до этого все же вряд ли доходило. Колонисты расценили подобные действия как непростительное нарушение их естественных прав и акт прямого угнетения со стороны британской короны. Американская война за независимость стала неизбежной.

Материал по теме

***

«Не много ли суеты вокруг нескольких чашек чая?» — спросите вы. Но дело, конечно, было не в чае, а в налогах и в том, что они олицетворяли. Это удивительный пример силы необузданного гнева. Впрочем, не стоит упускать из виду, что вызвали гнев налоги на предметы роскоши. Я уже касался того, насколько мощным двигателем может стать желание роскоши, в разговоре о том, как османы перекрыли Шелковый путь, заставив европейцев искать обходные пути на Восток. Если бы не стремление к изыскам, кто знает, когда вообще был бы открыт континент, где произошло «Бостонское чаепитие»? Однако, вместо того чтобы исследовать гнев угнетенной группы, природа которого при всей своей важности предстает несколько очевидной, давайте рассмотрим чуть более широкие последствия стремления к роскоши. Стремления настолько сильного, что в своей крайности оно способно привести к восстанию, рождению новой нации, установлению демократии, появлению рок-н-ролла, чикагской пиццы, голливудских фильмов и даже к высадке на Луну.

Мы знаем, что падение Константинополя под натиском османов привело к поиску новых торговых путей.

Однако, несмотря на поборы Османской империи, благодаря богатствам, обнаруженным в Новом Свете и по пути на Восток и освоенным португальской и голландской Ост-Индскими компаниями, оборот предметов роскоши увеличился как никогда ранее. Спрос на товары, вызванный этим всплеском торговли, значительно повлиял на развитие истории и во многом сформировал современный западный мир.

Воспитание вкуса

Безусловно, стремление к материальным благам, или жадность, существовало задолго до того, как турки захватили Константинополь. Можно с уверенностью утверждать, что и крестоносцы, и Александр Македонский, и даже Ашока поступали так, как поступали, хотя бы отчасти из жажды власти, славы и богатства. Будучи великим завоевателем, сложно провести границу между богатством и властью. Однако во времена Ашоки, Александра или крестовых походов людей всячески предостерегали от потакания желаниям первого порядка.

Если помните, это эгоистичные желания богатства, изобилия и личного благосостояния.

Желания первого порядка можно назвать жадностью. Куда лучше обратиться к желаниям второго порядка: желанию желать, или, как это принято в буддизме, желанию не желать. Желания второго порядка помогают контролировать чувства и достигать чего-то более возвышенного, чем материальная выгода: добродетельной жизни, эвдемонии, нирваны или райского блаженства.

Однако в XVIII веке состоятельные европейцы хотели и попасть в рай, и покупать красивые блестящие вещи. Философам не потребовалось много времени, чтобы примирить эти идеи и придумать новую категорию — сентиментальные чувства (sentiments), в частности чувство вкуса.

Именно так, вкус рассматривался как отдельное чувство. Чтобы объяснить почему, придется углубиться в долгую историю вкуса и сентиментальных чувств. В разных вариациях само слово «вкус» все чаще использовалось в Европе в начале XVI века, как раз в то время, когда на континент стало прибывать все больше предметов роскоши.

Очевидно, люди знали, что такое вкус, и до этого, и довольно давно. Если мы обратимся к нашему старому другу Аристотелю, то обнаружим, что вкус считался одним из низших чувств. Наряду с обонянием и осязанием он означал прикосновение к предмету внешнего мира частью своего тела. Зрение и слух считались более важными и высокими чувствами. Не забывайте, что при всей своей гениальности Аристотель не имел ни малейшего представления об электромагнитном излучении и звуковых волнах. Сейчас мы знаем, что наш мозг воспринимает цвета, обрабатывая свет, отраженный от объекта и попавший в глаз. Однако Аристотель считал, что цвет — это часть предмета, его внутренняя составляющая. Он полагал, что звук и изображение попадают прямо в душу, не касаясь ничего больше. В конце концов, большинству людей не приходится совать вещи в глаза, чтобы их рассмотреть, или в уши, чтобы их услышать5. Чтобы почувствовать вкус, однако, необходимо прикоснуться к предмету ртом, то есть полостью, а мы, как известно, склонны к некоторой брезгливости, когда речь идет о наших отверстиях.

В одном вкус отличается от других чувств: он никогда не обманывает. До известной степени. Если что-то невкусно, это невкусно, и точка. К X веку вкус по-прежнему считался грубым, примитивным чувством. Бенедиктинский аббат XI века Ансельм Кентерберийский включил наслаждение вкусом в число двадцати восьми грехов любопытства. Вкус также играл важную роль в совершении таких широко осуждавшихся грехов, как обжорство и прелюбодеяние, потому что и в том и в другом при надлежащем рвении задействован рот. Вскоре начались споры о добродетелях и пороках вкуса. В эти диспуты включилась новая группа мыслителей — гуманисты.

Этот тип гуманизма (ренессансный гуманизм) не стоит путать со светским. В отличие от светских гуманистов гуманисты эпохи Возрождения довольно сильно верили в Бога и Церковь. Их движение зародилось в Италии в XIV веке и сыграло немалую роль в наступлении исторического периода, который и дал им название — Ренессанс. Их довольно сложно определить как группу. Но если что-то и объединяло этих достаточно непохожих людей, так это стремление вернуть утраченные знания и заново пережить классический золотой век. Познакомившись с древними философскими трудами, которые в XII веке стали попадать в Европу с Востока, они захотели вернуть описанное в них прошлое. Для этого они читали и переводили книги, относившиеся, по их мнению, к золотому веку — эпохе, когда человечество было ближе к творению и в куда меньшей степени погрязло в грехе.

Благодаря этим оригинальным текстам гуманисты заново открыли для себя римское желание сосредоточиться на жизни здесь и сейчас, не думая о том, что будет потом. Движение повлияло на искусство, вдохновив его участников на создание образов, известных как memento mori. Черепа, изображения смерти и тому подобное служили символами смертности человека. Они были призваны напоминать зрителю о том, что смерть приходит за всеми, независимо от богатства и статуса.

Материал по теме

Пытаясь отыскать более совершенное и менее испорченное прошлое и перенести его в современность, гуманисты также изучали античные представления о морали, еде и вкусе. В Древнем Риме занятия, связанные с производством продуктов питания, например земледелие, торговля, посол, вяление, а также ряд других кулинарных методов (вы знали, что колбасу изобрели римляне?), считались нечестивыми из-за близости к плоти, нечистотам и земле.

Благородный римский гражданин не мог таким заниматься. Во многих римских произведениях, которые читали гуманисты, описания аморального желания и похоти соседствовали с упоминаниями торговцев рыбой и мясников. Гуманисты переняли это мировоззрение. Однако, как и римляне, они не имели ничего против уже приготовленной еды или тех, кто ее готовил, особенно если они делали это хорошо. Некоторые гуманисты, например Бартоломео Сакки, более известный по прозвищу Платина, в своих рассуждениях зашли настолько далеко, что начали связывать хорошо приготовленную пищу с нравственным здоровьем.

Около 1465 года Платина приобрел экземпляр книги Libro de arte coquinaria («Искусство кулинарии») за авторством прапрапрадеда всех телевизионных шеф-поваров маэстро Мартино10. Пусть она и не была первой поваренной книгой в истории, зато стала первой книгой, которую массово взяли на вооружение другие повара. Даже домохозяйки, находившие немного свободных денег, старались разжиться экземпляром. Примерно пять лет спустя Платина опубликовал книгу, где использовал рецепты Мартино, De Honesta Voluptate et Valetudine («О правильном наслаждении и здоровье»). Платина служит отличным примером того, как гуманисты связывали вкус — или, скорее, хороший вкус — с добродетелью и здоровьем.

Спустя всего несколько лет вкус стал использоваться в качестве метафоры близости к Богу. В английском переводе книги Ги де Роя примерно 1489 года Le doctrinal de sapience («Доктринальное учение о вкусе») читаем предупреждение:

Многие христиане — как клерики, так и миряне — мало знают Бога по вере и по Писанию, ибо вкус их отравлен грехом и они не могут вкусить Его.

Так совпало, что Бог ужасен на вкус, только если вы грешник. К сожалению, никаких записей о том, какой была на вкус еда для таких горемык, не сохранилось. Однако на основании работы Платины можно предположить, что еда вызывала у нечестивых людей нездоровье.

Гуманисты считали вкус одним из способов познания, и под ним подразумевалось нечто большее, чем просто ощущения во рту. Благодаря вкусу вы могли дать оценку хорошему и плохому в искусстве, поэзии, прозе и даже поведении. Воспитание вкуса к прекрасному было неотъемлемой частью праведной жизни. Вкус стал олицетворением нового добродетельного желания. Со вкусом подобранные предметы роскоши и умение разглядеть истинную красоту внезапно превратились в силы добра. Гуманисты не дошли до того, чтобы признать владение или восхищение определенными предметами роскоши абсолютным моральным благом, однако определенно заложили основу для формирования такого убеждения. Чтобы понять, как произошел этот сдвиг, давайте переместимся на несколько веков вперед — в эпоху Просвещения.

О природе вкуса

Во времена, когда гуманисты размышляли о природе хорошего вкуса, предметы роскоши были, как правило, дороги и редки. Перец, шелк и фарфоровую посуду могли позволить себе только элиты. Однако к началу XVII века цены упали, а жалованья увеличились. Вырос также общий уровень образования и грамотности. Книги подешевели настолько, что стали доступны почти каждому. Это не могло не расстраивать знать, которой нравилось думать, что их безделушки и блестящие побрякушки редки и эксклюзивны. Не нравилось им и то, что цены упали настолько, что европейские подделки принадлежащих им предметов роскоши могли покупать те, кто, на их взгляд, не был им ровней.

Высшее сословие, как и сейчас, любило отличаться от бедных. Один из философов начала XVII века, Бернард де Мандевиль, считал это желание благом, поскольку оно двигало торговлю и прогресс.

Он рассуждал так: предположим, богатая дама купит прекрасное платье последнего фасона, возможно даже сшитое из китайского шелка и украшенное золотой нитью из Африки. Кто-то чуть менее обеспеченный увидит это платье, восхитится и закажет у европейской портнихи подделку — возможно, из атласа с желтой тесьмой. Рост популярности фасона приведет к появлению все более и более дешевых версий, и вскоре все, кроме самых бедных женщин, станут выходить в свет в некоем пугающем подобии наряда богатой дамы. Вид бедных женщин, одетых в ее дорогое платье, вызовет у богатой дамы чувство, которое де Мандевиль называл одиозной гордостью. Одиозная гордость сама по себе полезна, так как она заставит даму подбирать новую одежду и побуждать модельеров придумывать новые фасоны. И так по кругу. Ничего не изменилось по сей день. Как часто кто-то из знаменитостей надевает эксклюзивный наряд стоимостью в тысячи долларов лишь для того, чтобы спустя пару недель копия этого наряда продавалась в сетевом магазине? Сегодня мы называем это модным циклом.

Все это, конечно, вызывало недовольство церкви. Священнослужители в большинстве своем не относились к гуманистам и еще не успели прийти к мысли, что вкус может быть чем-то хорошим. Желание обладать изысканными платьями, блестящими безделушками и красивой посудой, казалось, отвлекало людей от самого важного — поиска пути к Богу. К ужасу духовенства, погоня за земными благами будто затмевала стремление к вечной жизни. Это не означало, что люди забыли о Боге и о том, что ждет их за гробом. Вовсе нет. Но, подобно стереотипному пастору американской мегацеркви за рулем Ferrari, они искали способы согласовать свою веру с обладанием красивыми вещами. К счастью, нашлось немало философов, которые, как и де Мандевиль, были рады вписать квадрат благочестия в изысканно украшенное круглое отверстие.

В начале XVIII века вопросом хорошего вкуса заинтересовалась группа английских философов. Они подошли к нему основательнее всех прочих, включая гуманистов эпохи Возрождения. Одним из новаторов был Энтони Эшли-Купер, третий граф Шефтсбери. Его взгляды ложились в основу аргументации любого, кто писал о значении вкуса и эстетики в течение последующих ста лет. В своей книге Characteristics of Men, Manners, Opinions, Times («Характеристики людей, манер, мнений и времен») Шефтсбери, как его называют большинство историков, утверждал, что красота исходит от предметов, наделенных определенными качествами: гармоничностью, упорядоченностью, симметрией, пропорциональностью, композицией и мерой (имеется в виду, что обилие чего угодно может превратить вещь в безвкусицу).

Фрэнсис Хатчесон, заведовавший кафедрой моральной философии Университета Глазго с 1729 года вплоть до своей смерти в 1746 году, был перед Шефтсбери в неоплатном интеллектуальном долгу. Несмотря на то что эти двое жили в одно время, они никогда не встречались. Но в том, что касается идей, они казались чуть ли не единым целым. В трудах Хатчесона вкус и мораль переплетались почти как у Шефтсбери, он даже включил Шефтсбери в число соавторов нескольких из своих ранних работ, хотя те и не были совместными. Для Хатчесона хороший вкус заключался в правильном балансе составляющих. Проблема заключалась в том, что у каждого человека этот самый правильный баланс свой. Хатчесон считал, что некоторые просто недостаточно утонченны. Он писал:

Плохая музыка радует деревенщин, которые ничего лучше и не слыхали никогда… Грубая куча камней не оскорбит чувств того, кто будет расстроен неправильностью в архитектуре, где он ожидал найти красоту.

По мнению Хатчесона, шумная народная музыка и уродливые дома нравятся необразованным беднякам лишь потому, что они не знают ничего другого. Если бы только нашелся способ воспитать хороший вкус! Хатчесон считал, что такой способ есть: образовывая себя, можно научиться совершенствовать свой вкус, чтобы правильно воспринимать действительно красивые вещи. Секрет в том, чтобы узнать, какие чувства должен вызывать каждый отдельный предмет искусства.

И еще кое-что: именно эта группа мыслителей ввела в употребление слово «отвращение» (disgust) в его современном понимании. Для них отвращение было чем-то вроде антивкуса — реакцией на все уродливое, неправильное и эстетически неприятное. Однако давайте вернемся к вкусу и тому, как он вписывается в концепцию сентиментальных чувств.

Материал по теме

Как мы стали сентиментальными

Просвещение часто изображается как век разума, эпоха, когда идеи по важности превосходили чувства. Чувства отвлекали от объективной истины, поиском которой были так озабочены философы эпохи Просвещения. Некоторые из них дошли до того, что вывели математические уравнения для объяснения самых разных тем: существования Бога, закона, политики и этики. Но это лишь часть истории. Просвещение более правильно рассматривать как эпоху секуляризации17 — период, когда постепенно к осознанию, что в религии может не быть ответов на все вопросы, стали приходить даже те, кто ранее не осмеливался принять такую мысль. Этот сдвиг привел к переосмыслению вопросов морали, включая категорию чувств, названных мыслителями того времени сентиментальными.

Шефтсбери описывал сентиментальные чувства как моральные. Представьте гнев, возмущение и отвращение, которые многие в США испытали по отношению к протестующим во время штурма Капитолия 6 января 2021 года! Или — в качестве альтернативы — попытайтесь вспомнить приятное ощущение радости, приходящее к вам, когда вы видите, как кто-то помогает пожилой женщине перейти дорогу. Сегодня, в соответствии с современной научной терминологией, мы называем эти разновидности чувств эмоциями. Однако философы эпохи Просвещения называли их сентиментальными чувствами, или сантиментами — чувствами, которые вы испытываете, когда кто-то поступает правильно или наоборот.

Относительно того, как работают сантименты, существовали разногласия. До эпохи Просвещения философы, вероятно, рассматривали бы их через призму Бога. Мы обсудили уже довольно много эмоциональных парадигм, где чувства связываются с представлениями людей о грехе. Однако в эпоху Просвещения подобное объяснение никого бы не удовлетворило. Так, Шефтсбери считал чувства, подобно вкусу, частью нашей внутренней физической природы. Хатчесон видел в них реакцию на баланс и его нарушение. Сцена, в которой молодой человек помогает старушке перейти дорогу, — своего рода пример баланса. Молодость и старость, немощь и здоровье. Точно так же штурмующие Капитолий нарушают хрупкую гармонию американской демократии. Дэвид Юм сводил все к полезности. Если я помогаю пожилой женщине перейти дорогу, значит, она благополучно доберется до конечной точки маршрута. Мне приятно осознавать, что я помог, так как моя помощь полезна. Если я пройду мимо, а она пострадает, переходя через дорогу, никакой пользы, конечно, не будет, что заставит меня чувствовать себя плохо. Другой известный сентименталист, Адам Смит, объяснял сантименты через сочувствие. Он полагал, что внутри каждого из нас живет «беспристрастный зритель», который чувствует себя плохо, когда другим плохо, и хорошо — когда другим хорошо. Сейчас мы назвали бы это эмпатией.

Существовало две разновидности сантиментов — во всяком случае, такой классификации придерживаются большинство современных историков. Первая группа — моральные сантименты, о которых говорилось выше. Вторая как раз была связана со вкусом — можно назвать их эстетическими сантиментами. Такие чувства подсказывают нам, что выполнено красиво и со вкусом, а что — отвратительно и безвкусно. На первый взгляд эти две категории не имеют между собой ничего общего. В конце концов, умение оценить красоту BMW не делает вас хорошим человеком. 2-2x+1 (икс квадрат минус один деленое на икс в квадрате минус 2 икс плюс один. и найти значение при х= -0,5 (

Алгебра, 30.06.2019 21:00, ТоврищсГор

Показать ответы

Другие вопросы по: Алгебра

.(Водном ящике, было в пять раз больше яблок, чем в другом. после того как из первого ящика 16 яблок взяли, а во второй положили 12 яблок, яблок в ящиках стало поровну. сколько ябл…

Опубликовано: 28.02.2019 00:50

Ответов: 2

Крестьянская война 1773-1775 конспект…

Опубликовано: 01.03.2019 09:50

Ответов: 1

Мальчик и девочка рвали в лесу орехи . всего они сорвали 120 орехов .девочка сорвала в 2 раза меньше мальчика .сколько орехов было у мальчика и сколько у девочки?…

Опубликовано: 01.03.2019 13:20

Ответов: 2

Составь программу дуйствий и вычисли : (24 + 18 ) : 7 + 0 *(82 — 58)+16 *3 =?. 2-2x+1 (икс квадрат минус один деленое на икс в квадрате минус 2 икс плюс…